6 декабря 2024 года – Последний день свободы…

Журналистка Айсель Умудова, арестованная по «делу Meydan TV», пишет из Бакинского следственного изолятора, где она содержится:

«Утром, совершенно не подозревая о грядущем, я направлялась в центр отдыха «Галаалты», расположенный в Шабране. Я планировала этот день. Арест не входил в мои планы на тот день. Но возможно ли было в авторитарной стране одновременно вести деятельность как независимый журналист и избежать ареста? Конечно, нет. Тем более, когда около 20 наших коллег уже находятся за решеткой. Короче говоря, выходя из дома, я помахала своей кошке Мие и сказала: «Мама вернется через два дня». Приехав в «Галаалты» и войдя в комнату, я включила свой выключенный телефон. Как только я его включила, раздался звонок, и первая фраза моего дрожащего друга была: «Я думал, тебя тоже схватили». Оказалось, что волна репрессий против независимых СМИ, начавшаяся в 2023 году, обрушилась на Meydan TV. Айнур Эльгюнеш, Рамин Джабраилзаде (Деко), Хаяля Агаева, Натиг Джавадлы и Айтадж Ахмедова (Тапдыг) уже находятся в руках правительства. Их дома были обысканы под предлогами вроде «утечки воды» и тому подобными отговорками, и они были превращены в политических заключенных Ильхама Алиева. Нечего было делать. Я проглотила ком в горле, запив водой, и взяла телефон, чтобы сообщить семьям. Некоторые семьи уже знали, а некоторым пришлось сообщить мне. Поговорив с мамой, я переоделась из своей одежды в более удобную, словно готовясь к битве, и собиралась возвращаться в Баку. Я думала про себя: «Если не подберут по дороге, я еду прямо в Главное управление полиции города Баку (ГУПГБ)», как вдруг дверь моей комнаты открылась снаружи, и в комнате внезапно появилось 6 полицейских в штатском. Да, ни в дверь не постучали, ни не спросили, удобно ли мне. Мой телефон был немедленно изъят. Они схватили меня за руки и ограничили мое движение. Честно говоря, я тоже не сопротивлялась. Это было бессмысленно. Мы преодолели трехчасовой путь до Баку с тремя незнакомыми мне мужчинами. Шел ужасный ливень. Позже я узнала, что наши друзья ждали нас перед ГУПГБ до утра под этим ливнем. Мы проехали полпути, когда у меня случилась паническая атака. Мне стало трудно дышать, голова отяжелела, запястья онемели, и начался неконтролируемый тремор в руках и губах. Я максимально сдерживалась, чтобы они не подумали, что я боюсь, и не попытались получить психологическое превосходство. У меня не было сил объяснять, что паническая атака связана с неврозом, а не со страхом. Спустя некоторое время, увидев, что мое состояние ухудшается, я попросила воды. В машине воды не было. А в магазине они не остановились, опасаясь, что я «выйду и сбегу». Проехав значительное расстояние, они позвонили кому-то и попросили вынести воду на дорогу. Рослый, смуглый, седеющий мужчина, сидевший слева от меня, пытался оказать первую помощь. Или мне так казалось. Чтобы стабилизировать мое состояние, он потер мое запястье. Когда я почувствовала на ноге руку, которую чувствовала на запястье, я подумала, что это его локоть. Я убрала его руки от своей ноги. Затем, когда он снова положил руки мне на колено и коснулся ноги, я быстро отдернула свою руку и положила ее в карман. Поняв, что я все поняла, он пересел на другой конец сиденья. Он устроился, чтобы вздремнуть. Через некоторое время дремота перешла в глубокий сон. Вскоре его храп разнесся по машине. А вот чтобы переварить пережитое мною домогательство, мне понадобился целый год. Незадолго до прибытия я попросила вызвать скорую помощь в управление. Мы приехали в управление. Скорой помощи не было. В комнате, где меня держали до того, как я отправилась к следователю, сотрудник ГУПГБ потребовал, чтобы я разблокировала свой телефон, а точнее, подчеркнув дрожь, вызванную панической атакой, он пригрозил: «Сейчас ты можешь стоять на ногах, но если не откроешь телефон, не сможешь и этого». Увидев, что я не соглашаюсь, он сказал: «Мы откроем сами» и отвел меня в кабинет следователя. Я уже была в комнате для дачи показаний. Но не было ни адвоката, ни врача. Я сказала следователю Джейхуну Гусейнову, что не буду давать показания без моего адвоката и без медицинского вмешательства. Наконец, они почувствовали необходимость позвонить в Скорую медицинскую помощь. Прибывший врач, оказав медицинскую помощь, сказал: «Иди, ложись, отдыхай». У следователя глаза чуть не вылезли от злости. Да, врач сделал мне укол анальгина и димедрола, и мы должны были закончить давать показания до того, как я засну. В документе, который мне положили после дачи показаний, было написано «Имран Алиев». Я удивленно посмотрела на бумагу и сказала, что имена указаны неверно. Следователь перепутал людей, которых они оговорили. После того, как мне объявили, что я привлечена к следствию в качестве подозреваемой, я взяла несколько личных вещей и отправилась в Изолятор временного содержания Хатаинского района. Меня продержали около 48 часов в холодной, грязной камере с тусклым, мерцающим светом. 8 декабря меня доставили в Хатаинский районный суд, и в отношении меня была избрана мера пресечения в виде ареста. После двухдневного утомительного маршрута меня привезли в Бакинский следственный изолятор. Устало шагая по коридору здания, где меня содержали, я искала глазами наших коллег-женщин. Потом я узнала, что мы вообще содержимся в разных корпусах. Дверь камеры открылась, и я вошла в светлую комнату. В комнате меня встретили две улыбающиеся женщины. Они быстро налили мне чай и приготовили мне постель для отдыха. Я наблюдала за тем, как они ходят по комнате, и мне все казалось очень странным. Теперь я должна была жить в одной комнате с этими женщинами, которых я не знала, вместе есть, разговаривать и делиться бытовыми заботами. Со временем я сблизилась с одной из женщин; мы делились прочитанными книгами и иногда обсуждали их. Однажды, когда я закончила и вернула книгу Халеда Хуссейни «Тысяча сияющих солнц», она сказала: «Читая, я чувствовала, что я Марьям, а ты – Лейла». Ближе к концу книги Марьям была казнена в тюрьме. После пяти месяцев совместного проживания в одной камере с этой жизнерадостной, доброй и веселой женщиной, она скончалась в больнице под названием «тубзон» (туберкулезное отделение/больница), куда ее отправили. Только после ее смерти я лучше поняла, насколько мы стали родными. Да, ровно год назад я сказала своей кошке Мие, что вернусь через 2 дня, но вот уже год, как я не возвращаюсь домой и не вижу свою Мию. Теперь мне предъявлено обвинение по 7 статьям, и скоро я предстану перед судьей в Бакинском суде по тяжким преступлениям. Я с нетерпением жду этого дня с моей оптимистичной улыбкой, которую никто не сможет у меня отнять. Потому что вот уже 1 год, как я живу благодаря моей непоколебимой вере в свой выбор.

Айсель Умудова Кюрдаханы 08.12.2025